Так пусто
без твоего плеча и глаз, меняющих цвет.
Сражаться бы за тебя на мечах, только меча - нет.
Не с кем драться и побеждать - некого победить.
Километры. Они лежат. Лежачих нельзя бить.

Тебя я знаю уже давно, не зная тебя и дня.
И все слова прозвучали, но звучали не для меня.
А взгляды, резкие, как гаррота, пойманы в основном
по снам и фото. Я для чего-то
стану твоим сном.

На остановке поют ветра: "Иди! Уходи! Вставай!",
туманы до десяти утра. В измороси трамвай,
и город, североглаз и твёрд, стоит, травинку жуя,
но, знаешь, - он тебя очень ждёт.
И в нём тебя жду я.

(с)Арчет

как звучит...

Мы – крестоносцы во святой земли,
Мы принесли погибель сарацинам,
Сожгли мы за собою корабли –
Пути отхода не нужны мужчинам…
Не ведаем мы жалости к врагам,
Остры мечи и крепки наши латы.
Крест веры мы несём сегодня вам –
Его вручили в руки нам прелаты.
Мы беспощадны к ереси любой,
Нет в мире правды, кроме веры нашей,
Не нужно нам религии иной,
И гнев чужих богов для нас не страшен …
Наш гимн – булатных сабель звон,
Стихия наша – жар и ярость боя,…
Упал крестоносец средь копий и дыма,
Упал, не увидев Иерусалима.
У сердца прижата стальная перчатка,
И на ухо шепчет ему лихорадка:
— Зароют, зароют в глубокую яму,
Забудешь, забудешь Прекрасную Даму,
Глаза голубые, жемчужные плечи...
И львиное сердце дрожит как овечье.
А шепот слышнее: — Ответь на вопросец:
Не ты ли о славе мечтал, крестоносец,
О подвиге бранном, о битве кровавой?
Так вот, умирай же, увенчанный славой!
Пустыни, битвы, вой неверных;
крестом проплавленный пейзаж...
Чем грезишь, одинок у моря,
сэр рыцарь, вышедший в тираж?
Во имя Господа убийца,
чужим идеям верный страж,
Стоит перед тобою тенью
погибших городов мираж.
Нет сил для шага… Нет конца пути…
И в дикой пляске Смерть несётся мимо…
Стремясь в сраженье славу обрести,
Я погибал близ Иерусалима.
Восточная рассвирепела Тьма,
Во мраке смерчи бешеные выли,
И я был близок к шествию с ума,
Дыхание теряя в тучах пыли...
И сам Господь бессилен был помочь –
Я гибнул, заметаемый песками,
Когда безмолвье охватило ночь
И отворило дверь Прекрасной Даме…

Над небом встали белые кресты, –
Штандарты Высшей в этом мире Власти
И по ступеням в ночь спустилась Ты
Верхом на жеребце полярной масти…
Пустыня опрокинулась рабой,
Безмолвной, беззащитною, нагою.
И ветер мчался следом за Тобой
Покорным и безропотным слугою…

Ты ставишь коньяк против черного чая,
И нам очевидно, что в этих напитках
Из всех общих точек - одна запятая:
Фрагмент ностальгии, как в старой открытке.

Из тысячи правил - одно неуместно,
Что я ни черта в этих играх не смыслю.
А каждое слово на "честно"-"не честно"
Делить невозможно, и даже нет смысла.

Мы снова напротив, за окнами - вьюга -
Безмолвный свидетель насмешливых взглядов.
Ты был игроком и язвительным другом,
Кто потчевал кофе и капелькой яда.

Луна, как монетка: орел или решка
Диктуют, куда этой ночью податься.
И только у двери, отбросив насмешки,
Ты снова попросишь меня задержаться.

Привычно остаться, кивнуть и поверить,
Но в этой истории нет общих точек.
Когда за спиной закрываются двери
Дышать как-то легче. И ставится прочерк.

(с) Deacon

я хотел прилететь к тебе через вечность,
а в итоге всего лишь послал смс:
"в моем сердце давно горит пламя такое,
опоздал я,
тебя не заменит ничто",
а в ответ мне приходит
безнадежно-простое
до горячки пустое:
"это кто?"

(с) dangel_tasha

***

в такие ночи сходят с ума или пишут бывшим,
кричат в подушку так, что никто не слышит.
именно в эти минуты-часы всевышний
находит чуть поважней дела... в такие ночи ломают судьбы и антресоли
и, онемев от внезапно разросшейся в сердце боли,
плачут так долго, что в воздухе пахнет солью. и мир вращается как юла.

(с) Хрустальная Марго

***

понимаешь… - сказал мне знакомый волшебник, прикурив сигарету от лунного света,
жизнь нельзя запихнуть даже в толстый учебник, ведь на каждый вопрос не напишешь ответа.
да ещё эта грань между «просто» и «сложно» почему-то практически неуловима.
из всего, что нам хочется, хоть и возможно, но обычно сбывается лишь половина…

(с) Сказоч-Ник

***

— Зачем у тебя такие глаза, будто ты плачешь ночами, будто они безводнее самой сухой пустыни?
— Затем, что в них живет Пламя.
— Зачем у тебя кожа тоньше пергамента, будто по синим венам можно запустить свинцовые корабли?
— Затем, что она выжжена Пламенем.
— Зачем у тебя волосы рыжие, словно листья, и на них больно смотреть, потому что они хотят отнять дыхание?
— Затем, что они поцелованы Пламенем.
— Зачем ты плохо спишь и истекаешь кровью, болишь, но не говоришь ни слова и не просишь о помощи?
— Затем, что я просто Пламя. И я просто горю.

(с) Linn Assalair

***

Шпили синего города вечно ищут луны,
Лёд ладоней касается замерших губ.
И когда я солгу тебе, что люблю, то верь в мои сны:
Я отыщу тебя снова - если смогу.

В венах синего города текут только души Огня.
Он заберёт и тебя сливовым бархатом рук.
И хотя я здесь пленник, синий город не тронет меня:
Я его воздух, пьяный слезами разлук.

Тёмный холодный сапфир ляжет в тёплую грудь,
Мои пальцы окрасит ясный сапфировый свет.
И если ты всё ещё в силах жить, скажи что-нибудь,
Я услышу твой голос за сотни вселенных и лет.

Звёзды синего города нежно пьют твою власть,
Всегда алмазно-прекрасны и всегда холодны.
Встань на край и шагни, я не позволю упасть,
Я не твой демон, мы просто видим похожие сны

Cердце синего города глухо бьется в тисках пустоты,
И я никогда не отвечу тебе на главный вопрос,
Но если ты сможешь вытерпеть боль поцелуя мечты,
Мы оба поверим, что всё навсегда и всерьёз.

(с) RhiSh

***

- "Где твои крылья, которые нравились мне", Икар? Перья сломались, сгорели, остался лишь остов один. Всё поросло пыльной былью. Ты снова торопишься в бар. Здравствуйте,финиш недели, виски и никотин. Здравствуйте, серые стены, сахар и хлеб на столе, книги на полках и чашка с остывшим чаем. Снова не в поднебесье, а на постылой земле. Знаешь, Икар, а я ведь очень скучаю. Где твои крылья, где мои крылья, Икар? Шрамы, мозоли? Да брось, просто я постарел. Был на югах? Нет? А, старый загар. А я вот, как видишь, всё еще белый, как мел.
- Здравствуй,отец. Ты от дел отошел давно. Сотни веков ты на пенсии – выслуга лет. Знаешь,отец, я боюсь открывать окно – лучше уж сразу петлю или пистолет. Знаешь, отец, я боюсь вверх глаза поднять. Это страшнее огня и высоких крыш. Это как будто бы заново всё начать…Папа, ну что ты молчишь? Знаешь, твой внук по ночам грезит о небесах, у Санты Клауса требует самолёт. И у него мои…нет, твои глаза. Папа…нынче его черёд? Папа, а помнишь, как говорил ты мне, что солнце как пламя – то жжет,то дарует свет? Я заблудился в одном бесконечном дне, скажи, закат на дворе сейчас или рассвет? Папа, как думаешь, там воздух всё еще тот, каким мы дышали тысячи лет назад? Папа, ты вечно знаешь всё наперед, скажи, рай на солнце или же ад? Черт с ними, Бог с ними. Выйдем с тобой на крыльцо, там у реки чуть шумит камыш. Папа...ты снова прячешь лицо? Ну почему ты молчишь?

(с) Serenade

***

Она пьет вино и читает Его стихи.
Кто Он такой, чтобы видеть ее насквозь?
Она пролила свои розовые духи
И пропиталась сама ароматом роз.

А в городе N третьи сутки идут дожди.
Ими омытая улица так свежа.
И столько соблазнов вокруг, только Он один
В душу запал, что ни вырвать, ни избежать.

Она подставляет лицо дождевой воде.
На светофоре мигает зеленый знак.
Ее дорогой под зонтом средь толпы людей
Встретился с Ней, обернулся, но не узнал…

Все, вроде, как прежде, но мучит один вопрос.
Все как обычно, вот только иной настрой.
Кто эта нежная женщина с запахом роз?
Та, о которой он столько писал меж строк.

В Его окружении не принято так скучать,
И потому чувства спрятаны в закрома.
Ее дорогой допивает остывший чай,
Гладит кота и читает Ее роман.

(с) Julber

На карте лишь точка,а в жизни - обглоданный город.
Здесь рыщут собаки и воют в метро сквозняки.
Дожди разбиваются в клочья и лезут за ворот,
А ты - в лабиринте,где каждый маршрут - тупики.

Здесь много людей, и советчики в каждом прохожем.
Здесь тысячи слов, прилагательных, ярких, как сны.
Однако от них холодок пробегает по коже,
Тепла в них не больше, чем в нитке бесцветной луны.

Не можешь подняться, и боль искусала всю душу.
Ты смотришь на них, но никто не взглянет на тебя.
Ты тянешь к ним руки и просишь, и молишь...Послушай!
Они ведь не в силах спасти даже сами себя.

Я тоже не дам тебе руку. Учись не сдаваться.
Жестокий ублюдок? Друзья не бросают в беде?
Но лучше позволить разок тебе пасть и подняться,
Чем вечно тащить тебя к небу, держа на себе.

***

Если вслед за тобой неотступно шагает тень,
Если путь обагряется кровью усталых ног.
Я хочу, чтоб ты знал, повторяя, хоть каждый день:
Я держал твою руку и душу твою берёг.

Среди битых осколков осенних, седых дождей,
Наша жизнь поменялась, назвавшись совсем другой.
Я хочу, чтоб ты знал: в этом мире чужих людей,
Был с тобой лишь один... Да, один, но зато родной.

Если ночь, холоднее майской, устроит бал,
И смеющийся месяц внезапно заточит нож.
Я хочу, чтоб ты помнил, а лучше, железно знал:
В наших сказках всегда было больше, чем просто ложь.

***

***

Это значит быть – до смешного глупым,
Если дальше верить и хранить в карманах,
Чудеса по строчкам, что нашел под лупой,
Да оттёр от грязи, пыли и обмана.

Это значит быть – чудаком в короне
На чужом балу бесконечных мимов,
Если в зале смех заглушает стоны,
Но лишь ты один не смеёшься с ними.

Это значит быть – простаком убогим,
Если цену знал, но оставил ценность,
Тем, кто мог платить, не кидался в ноги,
Из осколков льда собирая «вечность».

Это значит быть - под клеймом изгоя,
Если каждый день просыпаться рано,
Чтоб нарезать крылья из кусков обоев
И вдохнуть в них жизнь из огня желаний.

Это значит БЫТЬ!

Все - (с) Deacon

Я жесток – как когда-то учил январь.
Нет.
Учить не просил.
Сам он взял и позвал.
Передал эстафету потом февралю.
Ты теперь понимаешь, за что зиму люблю?..
Нет. Дальше не было марта.
И апреля вслед тоже.
Знаешь… Как дежа вю… Да, пожалуй, похоже.
Убежать?
А зачем? Хоть чуть-чуть объясни.
Нет, мне нравилось все. Это чушь, извини...
Что?
Ты думаешь, мной управляют?
Вот теперь мне смешно.
И от этого ты замерзаешь?
От улыбки моей?
И в глазах уж темно?
Да, похоже ты все ж умираешь…
Жаль…
Ты бы мог мне поведать о мире…
Что?
Извини – не могу, даже я тут бессилен.
Поцелуй? А зачем?
Хм… Пожалуй, ты прав…
Не могу воскресить – могу душу забрать и вдохнуть ее в новое снежное тело…
Здравствуй, брат!
Оглянись. И не робко, а смело.
Замок – глыба из льда. И сияет почище алмазов.
Вечный праздник – Зима.
Никогда не растает.
Что-то душу гнетет? Ну так это чудесно!
Вечный голод Зимы.
Утолишь, когда жизнь заберешь человека…

Свобода в красивых жестах,
Где каждый в своей судьбе,
Живет, никогда не завися,
Не ждет от других измен.
Закрытое сталью сердце,
А в мире-то нет клинка.
Но небо уже не светит,
Когда все издалека.
Застывшее время будто,
И капает в окнах дождь,
А звезды одни, перед утром,
Минуты для них – грош.
Свободны, летящие в пропасть,
Столетья глядящие в мир,
Ни боли для них нет, ни звуков,
Одно только слово – взамен.
Простывшее, хмурое завтра
Не знают светила дня,
Не тают перед закатом
Они, тишину тая.
Когда-то, как шарик воздушный,
Летели, стремились вверх,
Но только совсем ненужным
Стал мир без его помех.
Нет больше забот, ни тревоги,
Ни страха бегущих эпох,
Всегда безмятежно спокойны,
Хранители тайн и замков…
Свобода в далеких судьбах,
Не знавших, что значит ждать,
Одною дорогой идущих,
Уставших вторую искать…
Теперь лишь сияют ночью,
Другим освещая путь,
Когда, после каждого утра
О них все забудут, вновь.
Они как всегда спокойны,
Уже ничего не ждут,
Никто их теперь не спросит,
Кто Им освещал тот путь.
Никто никогда не узнает,
Что им довелось пройти,
Сточив сердце, душу в камень,
Бегущие огоньки…
Чем ярче их свет через пропасть,
Тем шире внутри дыра,
Без чувств, без проблем, без эмоций,
Та жуткая пустота…
Они без надежды светят,
Они отдают тепло,
Пройдя мимо, вспомни эту,
Погасшую в небе звезду…
Пределы, границы оставив,
Один…или ноль? Но не два.
Когда никого нет рядом,
Свобода…на что она?

(с)

оказалось, нет противоядия от отчаяния,
каждый месяц изволь пережить рецидив;
можешь дать вековечный обет молчания
и уехать, никого не предупредив,
но ведь однажды вернёшься нечаянно,
всё с той же дырой в груди.

соседи будут кричать, как всегда кричали,
дождь будет греметь водосточной трубой;
можешь злиться и пожимать плечами,
ввязываться в неравный бой,
но тебе причинили ровно столько печали,
сколько ты мог унести с собой.

говорят, весны не будет, и правы отчасти,
холодно, не согреться под тонким плащом;
свобода, никто к тебе не причастен,
ты допиваешь кофе и просишь счёт.
а то, что тебя сейчас рвёт на части,
так это от счастья,
от чего же ещё

©

Николай Гумилёв
Змей

Ах, иначе в былые года
Колдовала земля с небесами,
Дива дивные зрелись тогда,
Чуда чудные деялись сами...

Позабыв Золотую Орду,
Пестрый грохот равнины китайской,
Змей крылатый в пустынном саду
Часто прятался полночью майской.

Только девушки видеть луну
Выходили походкою статной,-
Он подхватывал быстро одну,
И взмывал, и стремился обратно.

Как сверкал, как слепил и горел
Медный панцирь под хищной луною,
Как серебряным звоном летел
Мерный клекот над Русью лесною:

"Я красавиц таких, лебедей
С белизною такою молочной,
Не встречал никогда и нигде,
Ни в заморской стране, ни в восточной.

Но еще ни одна не была
Во дворце моем пышном, в Лагоре:
Умирают в пути, и тела
Я бросаю в Каспийское море.

Спать на дне, средь чудовищ морских,
Почему им, безумным, дороже,
Чем в могучих объятьях моих
На торжественном княжеском ложе?

И порой мне завидна судьба
Парня с белой пастушеской дудкой
На лугу, где девичья гурьба
Так довольна его прибауткой".

Эти крики заслышав, Вольга
Выходил и поглядывал хмуро,
Надевал тетиву на рога
Беловежского старого тура.

Ты выпил крови, губы заалели...
Со мной пойдем по призрачным алеям.
Венок тебе одену с красных листьев,
Ладонями веду по тонким кистям...

Ты пахнешь кровью, снегом и луной...
Глаза закрой и сделай шаг со мной.

(с) Narechena

Я устал сам себе казаться большим и сильным.
Я смотрю в небо, небо по-прежнему синее.
Синее, темное, черничное, чуточку голубое.
Небо - все, что связывает нас с тобою.
Небо и звонкие птичьи грустные голоса.
Небо - длинная синяя полоса.
Как же все эти чертовы разные полюса
невыносимы! Вся эта глупая взрослая жизнь.
Я устал, я устал быть большим и сильным.
Но я только скажу "держись". Держись
за меня покрепче, руку не отпускай. Ах, какой же
чудесный вечер, какие же, блять, белые облака
В небе синем, темном, бездушном. И я думаю,
быть кому-то нужным - единственно настоящее,
чувство близости, доверие до слепоты.
В сердце бьющееся и щемящее от того,
что случился Ты.

(с) Сэйджо

XVII. Звезда

Есть правила для живых, чтоб не накликать беду: не рвать цветы сон-травы, не спиливать старый дуб, не звать чужаков во сне, скрывать свои имена.
Но правило есть верней: о мёртвых не вспоминать.

***

Алира - огонь в ночи - сестру мою нарекли. И солнечные лучи, касаясь костей земли, сияли бледней в сто крат, чем пламя в её глазах. Была такова сестра - что мне про неё сказать? Как мне оправдать её, хотя бы перед собой? То жгучая, словно йод, то горькая, словно боль, то светлая, как печаль, бродила она в холмах, на хрупких её плечах клубочком свернулась тьма. Сестра моя - волчий сон - могла не бояться тьмы и в чаще глухих лесов, и в долгую ночь зимы: за нею вслед шёл огонь, укрыв её, как крылом, и каждый, кто нищ и гол, мог греться её теплом.

Да только кому нужны подобные чудеса? Ей прочили роль жены, свой домик и тихий сад и парочку дочерей, красой, непременно, в мать.
Вот только судьбы черней не сыщешь; не жизнь - тюрьма. Сестра моя - лунный свет - пыталась себя смирить, но те, кто с огнём в родстве, мятежно, как он, горит и ради своей любви не могут себя сломать - исчезнут, как ни зови, забудут отца и мать, уйдут в тишину, в холмы на той стороне реки, где камень росой омыт, их примут - любых, таких, какие по сути есть, их встретят - вином, венцом, и больше ни страх, ни лесть им не омрачит лицо.
Сестра моя - жар огня - покинула нас в Самайн и скрылась в густых тенях. Мы знали: ушла сама, не слушая песен Ши, не видя чужих огней. "Мертва" - честный люд решил и не вспоминал о ней: раз вспомнил - беду навлёк, забудь же о ней скорей!
Но солнечный свет поблёк и больше огонь не грел.

***

Есть правила для живых, но разве они верны? Я слышу звон тетивы, я вижу дурные сны в холодный и волчий час, когда торжествует тьма, из-за моего плеча тень смотрит, сводя с ума. Спасения не найти ни в песнях, ни в колдовстве, и не к кому мне идти, когда потухает свет, и когти, острее льда, касаются позвонков.
"Алира", - шепчу, тогда становится мне легко, как будто сестра моя - спасительный мой огонь, в безжалостных снах маяк, - протягивает ладонь, уводит меня из тьмы, хранит ото всех мой сон - от острых когтей зимы, от чудища из лесов.
Пусть все мне твердят "Забудь, мертва она, хладный труп!"
Я помню мою сестру, и ночью мне светел путь.

© Джезебел Морган

Ты её считаешь не понятной,
Странной, недосказанной и дикой,
Жгучим перцем и морозной мятой,
Кельтской руной, перемены книгой...
Слушаешь её, как песнь невнятную,
Слушаешь, но главного не слышишь,
Хоть и на виду они, не спрятаны,
Все слова, что так любовью дышат...
Где-то там, за витьеватой маской,
Там, за черно-красной плотной ширмой
Детскими наполненные сказками
Ждут тебя глаза ее большие...

Странная она. И всё в ней странное...
И глаза как будто цвет не выбрали -
Карими им быть или зелеными?
Или быть глубоко-серо-синими?
Ты глядишь, не видя и не веруя,
В голове смешались мыслей атомы
Словно на детекторе исследуя,
Что там, за зрачков её агатами?
Разве же не светятся теплом они?
Разве же не шепчет "позови"
Преданно, упорно, до оскомины
женщина с глазами в цвет любви?
Но тебя всегда гнетут сомнения,
Путаясь, в дороге спотыкаешься,
Мечешься, в полшаге от решения,
То зовешь её, то отрекаешься.
Сам себя стегаешь плеткой рваною,
Прошлого осколком режешь вены,
Прячешься и сыплешь соль на раны,
Строишь укрепления и стены.

Если ты решишь ее отринуть,
Боль сглотнув - благословит, отпустит,
Став бескрайней выжженной пустыней,
женщиной с глазами цвета грусти
Если ж назовешь ее судьбою,
Склеив сердце, битое на части,
То пойдёт хоть в пекло за тобою
женщина с глазами цвета счастья...

© Ольга Пастухова

ЖИВОТНОЕ МОЕЙ МЕЧТЫ

Животное моей мечты,
Кот детства моего!
Хвост беспредельной красоты –
Пушистей нет его.

Он на кровати двухэтажной
Сидит большой такой и важный,
И он мяукает вальяжно.
Что это значит? Мне не важно…

Мама выключила свет.
Настала темнота.
Слышу я мурлыканье.
Не вижу я кота.

Вдруг ужасно сильный
Раздается звук –
Толстый и умильный
Кот свалился вдруг!

Наташа Высоцкая, 2-й класс, г. Москва, журнал "Трамвай"