Увлекается резьбой по дереву, особенно любит вырезать шахматные фигуры. Коллекционирует шахматы, хотя игрок откровенно слабый. Любитель книг, его собрание профессиональной литературы обширно, попадаются редкие интересные экземпляры.
Суров и строг. Как преподаватель предпочитает кнут прянику. Однако не хватает авторитарности: разрешает спорить с собой, внимательно выслушивает оппонента, по обстоятельствам и приведенным аргументам либо скупо хвалит за знания и сообразительность, либо отправляет зубрить пропущенную тему.
Среди кадетов выделяет одного – двух «любимчиков» из тех, кто более других увлечен медициной. Любимчикам достается вдвое больше дежурств и право доступа в личную библиотеку мэтра.
Циничен, но в меру. В общении с пациентами и коллегами немногословен и конкретен. С друзьями куда более открыт и добродушен. Не брезглив, при этом маниакально чистоплотен и того же требует от учеников и подчиненных. Сугубый практик. Будущих медиков с первого курса привлекает к работе в лазарете вначале в качестве санитаров. Считает, что врач должен уметь все. В том числе и ухаживать за больными, и выполнять собственные назначения.

После окончания Медицинской школы попал на флот. Служил судовым врачом. Лечить приходилось все, от больных зубов, до лихорадки и дизентерии. Единственное, чего не пришлось делать ни разу – принимать роды.
В сорок лет вышел в отставку из-за обнаружившейся болезни легких. По рекомендации врачей сменил климат и переехал на юг, к морю. Подумывал о том, чтобы открыть свою практику, но удачно получил предложение занять должность врача в Морском корпусе. Тогда же согласился совмещать заботы о здоровье кадетов с преподаванием. И вот уже четыре года обучает военных медиков.

Однажды в Исправительном Военном Корпусе для Волшебников с Трудностями Психического Развития произошло странное – пропал Директор. Конечно, его никогда и не было, но все юные волшебники вдруг разом осознали – нет Директора! Но ведь должен быть, без Директора никак нельзя. Может быть воспитательная работа так плохо и проходит и они не перевоспитываются в Хороших Волшебников с Нормальной Психикой потому что никто не следит за этой самой воспитательной работой!
Задумались все юные волшебники и решили найти-таки Директора и высказать все претензии ему в лицо, если у него лицо, конечно, будет. Идти всем Корпусом – набирается слишком много лиц, морд, стволов и прочего, на чем есть глаза и рот (ибо без глаз и рта не принимали в Корпус даже самых отъявленно-плохо ведущих себя волшебников – колдовать-то как?). Ну так вот, задумались они и решили, что нужно выбрать, так сказать, инициативную группу, которая со всем этим разберется.
Методом самовыборов и выталкивания в спину оказались в ней:
•   Прин(цесса);
•   Леший;
•   Упыренок;
•   Оборотень-Аленький Цветочек;
•   Змей Гордыныч;
•   Дварф;
•   Черный кот;
•   и Рыжий лисенок.
Сразу следует сказать, что самовыдвиженцем являлся только Упыренок – потому как он всюду и всегда самовыдвигался, остальных просто выпихнули сердобольные товарищи. Но делать нечего: раз выбрали, значит, выбрали!
И пошли они.

Только вот куда идти? Непонятно…
Поэтому все пошли в трактир, ведь покушать перед дорогой – самое милое дело. Глядь, а в трактире сидит Сказочник и народ развлекает.
Заслушались волшебники его, да под рассказы все свои порции и умяли, и не только свои, но и соседские. Так что пришлось и за них заплатить.
Но зато во время шумной перебранки с оставшимися голодными соседями, кто-то догадался спросить, а не знает ли Сказочник, где искать Директора?
Подвигал бровями сказочник, да и сказал в ответ:
– Знать не знаю, но могу подсказать дорогу к тому, кто знает. Но с вас тогда причитается – за консалтинг и логистику. Останется со мной вот этот, – ткнул пальцем Сказочник в направлении Лешего. – Очень уж он странный – никогда таких не видел и наверняка он мне много всяких интересностей расскажет про народ свой, а я потом из них сказок наплету.
Посовещались юные волшебники, да и выпнули Лешего навстречу Сказочнику – бери, мол. А сами пошептали Лешему – потерпи до вечера, вечером сбежишь и присоединишься к нам.
Вздохнул в конце концов Леший покорно, а Сказочник потер руки, да и сказал:
– Вам нужно к Королю, да не просто, а Архива! У него много разных книг-бумаг-документов, наверняка там есть что-нибудь, где говорится о местонахождении Директора. Кстати, – Сказочник оглянулся по сторонам, – если вдруг найдете у него книжку под названием «Сказки Закрайнего Мира», принесите мне – я вас отблагодарю за это.
Пообещали волшебники добыть эту книгу, да и пошли по указанной Сказочником тропинке – искать Короля Архива.

Долго ли, коротко, но дошли они до архива. Глянь, а там действительно – Король! Сидит прямо, как линейка, смотрит ужас как строго. Заробели юные волшебники, но все ж таки спросили – нам бы Директора найти…
Оглядел всех Король Архива, сурово сведя брови, и молвил:
– Я не знаю, где найти Директора, но зато знаю, где живет тот, кто любит загадки. Наверняка он в курсе, где ваш Директор, но вы должны мне взамен отдать кота, а то мышей развелось, уже приказы грызть начали.
Повздыхали-повздыхали волшебники, да и отдали кота, посоветовав им тоже, что и Лешему.
Покивал головой Король Архива и, поглаживая кота, указал на внезапно появившуюся дорожку, вымощенную желтым кирпичом:
– Идите по этой дорожке, там и найдете того, что любит загадки.

Поблагодарили юные волшебники за совет и пошли по дорожке. Однако стоило им отойти, как лисенок вытащил откуда-то книгу «Сказки Закрайнего Мира» и гордо показал своим сотоварищам. Все тут же закричали: «Как ты мог?! Зачем ты это сделал?! А вдруг из-за этого Кот не сможет убежать?!» Засмущался Лисенок спрятал куда-то книгу (главное – куда? ведь действительно весь рыжий и шерстистый…) и пробормотал, что если Леший вдруг не сбежит, то они его на книгу обменяют.
– О! – сказали юные волшебники и больше не затрагивали эту тему, пока не пришли к… Сфинксу.

Раскрыл Сфинкс свои очи и вопросил громовым голосом, зачем они сюда приперлись. Но волшебники уже не были такие робкие, как поначалу, так что дружно хором ответили, что вот, мол, беда какая – Директор пропал! А Сфинкс им в ответ – вот если загадаете мне загадку, да такую, что я не отгадаю, то расскажу вам все.
– Да легко! – вдруг вылез вперед Лисенок. – Что у меня под хвостом?
Сфинкс чуть не покраснел. А был бы не каменный, так точно покраснел бы! Ну и ответил соответствующее.
– А вот и нет! – хитро заблестел глазами Лисенок.
Гадал Сфинкс так долго, что все, кроме Лисенка, конечно, смогли и отдохнуть, и вздремнуть, и даже проголодаться. Наконец Сфинкс сдался. А Лисенок повернулся к нему и поднял хвост. Покраснел-таки Сфинкс и во многом из-за того, что не знал, где Директор. Рассказал только куда дальше идти, чтобы получить точные сведения, а не догадки одни. Однако Лисенка себе оставил – дальше загадки загадывать. Все, конечно, повозмущались, но – попробуй возрази такому, если он одной лапой их всех раздавать может!

Но не дошли они до нужного места…
Надо сказать, что пришлось им брести по пустыне, а пустыня, как известно, коварная-коварная. Увидели волшебники оазис с зелеными деревьями да журчащим водопадом, кинулись к нему – очень уж попить хотелось, а это вовсе и не оазис оказался. Наложил на бархан морок Джинн и все путешественники оказались в его загребущих лапах. Расхохотался Джинн и громоподобно так сказал, что сейчас всех съест! Однако юные волшебники не испугались – они хоть и трудно воспитуемые были, но все же основы всех предметов знали неплохо и были в курсе, что Джинны не едят. Да и чем им есть-то?
Рассердился тогда Джинн, что его никто не боится, и заявил, что не отпустит волшебников, раз они такие храбрые. Оставит себе и умрут от жажды и голода. Пригорюнились путешественники, а Джинн наоборот – духом воспрял, ибо страсть как любил, когда его боятся.
Однако один-таки не загорюнился. Растолкал всех Дварф, выбрался на загребущую руку Джинна и говорит так сочувственно-сочувственно:
– Плохо, наверное, одному, без лампы-то?
Опешил весь Джинн и спрашивает подозрительно:
– А ты откуда знаешь?
– Да вот, – отвечает Дварф, – я же знаток по металлам и горам, а на тебе не чую ни капли металлической пыли или запаха. Значит, безламповый ты! А я тебе могу отличную лампу склепать, – и смотрит так гордо, – только ты тогда нас отпустить должен будешь.
– Хорошо, – согласно закивал Джинн, – отпущу когда лампу сделаешь!
А Дварф продолжил на своем настаивать – мол, сначала отпусти моих товарищей, а потом лампа. И уговорил-таки. Поклялся Джинн всеми восьмью печатями и царем Соломоном, что всех отпустит – Дварфа потом, а остальных сейчас.
Попрощались волшебники, да быстренько ушли, пока Джинн не передумал. А кто так думал, тот двоечник по джиноведению, ведь джины не могут нарушить такую клятву.

Долго ли, коротко ли, но – добрались они до конца дороги. А в конце их ждал… огромный-преогромный Голем! Весь громыхающий доспехами и сверкающий на солнце, как золотая «корона». Разозлились тут волшебники – ведь совершенно ясно, что безмозглый голем не может ничего знать про Директора. А Голем возьми рявкни: «А ну стоять, не шевелиться, пятки вместе, руки по швам!» Да так хорошо рявкнул, что все с удивлением выполнили его приказ.
Голем прошелся перед строем и, оглядев волшебников, покачал головой:
– Как так можно! Все хилые, руки не накачаны, брюшного пресса – и того нет! Особенно у этого, аленького!
Тут все волшебники прыснули, а Оборотень-Аленький цветочек взял и обернулся. Ну в смысле не назад обернулся, а перешел во вторую ипостась. Понятно какую, ведь не зря же его звали «Аленький цветочек».
Обалдел Голем от такого поворота и давай щупать лепесточки-цветочки – настоящие ли. А Оборотень возьми и обернись обратно. Сидит на попе, ушами и щеками светит, глазища молнии метают. Увидел это Голем, усмехнулся и говорит так по-доброму:
– Ну ничего, и из тебя человека сделаем! А чтобы Директора найти, вам нужно вон туда, – и махнул рукой дальше, туда, где виднелся какой-то старый полуразрушенный замок. Махнул, подхватил оборотня под мышки, тот даже пискнуть не успел и пошагал куда-то – наверное, человека из него делать.

Волшебники только рукой, вернее, руками махнули – то того все были измотанные и уставшие. И пить жутко хотелось.
Однако мысль о том, что в замке будет вода, их значительно подбодрила и встрепенула, так что к замку путешественники двинулись уже довольно бодро.
Однако все оказалось не так просто…
Ворота замка охранял огромный Золотой Змей, да еще о двух головах – одна повыше, а другая пониже. Засмотрелись волшебники на это чудо дивное, а оно вдруг и говорит человеческим голосом:
– Ну? Кто из вас, оглоеды, со мной биться будет?
Опешили волшебники, не знаю что и сказать-то, а Змей прищурил глаза (правый на верхней голове и левый на нижней), да и говорит:
– Вот этот драться будет! – и вытащил хвостом и из уже маленькой кучки путешественников Змея Гордыныча.
Тот как начал возмущаться, да огнем плеваться, а Золотой Змей только хихикает и подставляет разные бока – от огня его чешуя аж блестеть начала и переливаться. Кому не захочется такую?! Вот и Золотому тоже захотелось…
Пока суть да дело, оставшиеся волшебники бочком-бочком, да просочились в замок.

Оставшиеся – двое их всего осталось: Упыренок и Прин(цесса). Грустно посмотрели они друг на друга, да делать нечего, нужно все-таки найти Директора. И пошли через двор замковый к главным дверям. А те закрыты оказались! Как ни дергали их – что туда, что сюда – закрыты и все!
Упыренок даже ногой в них подолбился, толку – ноль.
Вдруг сзади раздалось деликатное покашливание.
– Молодые люди! Вы что тут творите? У меня от вашего шума даже голова разболелась.
Повернулись волшебники и замерли. Упырь! Как есть упырь! Высокий, крупный и весь такой… упыристый.
– Нам бы дверь открыть, – робко заметил Принц(есса). Упыренок закивал – да, открыть бы. – У нас там Директор…
– Ах Директор, – понимающе протянул Упырь, – ну так это легко сделать. Всего-то нужно было повернуть за эту ручку, потянуть за косяк, дождаться щелчка – слышите? – который означает, что язычок замка вышел из паза…
Через пять минут объяснений очумевшие волшебники увидели открытый вход в замок.
– Вот и все. Как видите, очень просто, – завершил свою речь Упырь, вытирая белоснежным платком руки. – А вот вы, молодой человек, явно меня огорчили! Чую в вас родственную кровь и поэтому не могу не взять под свою опеку, ибо кровь развивать надо. А ну-ка пойдемте-ка, я вас учить буду. А то простейшую дверь открыть не смогли… – и увел с этими словами Упырь Упыренка.
Растерянный Принц(есса) остался один на пороге замка…

Мялся он мялся, но все ж таки вошел в замок и оказался в громадной пустой комнате с высокими-высокими потолками. Их даже не видно было и казалось, что там ну непременно должны быть летучие мыши во множестве и толстые-толстые слои паутины с вот такенными пауками.
– Эй! – позвал дрожащим голосом Принц(есса). – Есть кто-нибудь?
– Кто-нибудь – несомненно, – раздалось откуда-то из глубины зала.
Принц(есса) вздрогнул, но все же мужественно пошел на голос, который вопрошал:
– А кто именно вам нужен?
– Ди-директор, – заикаясь ответил волшебник, который добрался до источника голоса.
А позаикаться было от чего – на фоне горящего синим пламенем камина стоял высокий субъект в черной мантии и меланхолично помешивал зеленоватое варево в огромном котле. Варево булькало и взрывалось зелеными пузырями. Огонь, кстати, под котлом не горел и было совершенно непонятно с чего это странное зелье, а это было, несомненно оно, кипит.
– Директор? – заинтересованно хмыкнул Старый Злобный Колдун, оторвавшись от своего занятия. – А ты, наверное, еще и принцесса?
– Принц(есса), – поправил Колдуна волшебник и смущенно уставился в пол.
– Погоди, – Колдун торопливо отложил поварешку. – Ты, значит, Принц(есса) и пришел за Директором? Один?
– Нет, – помотал головой удивленный юноша, наблюдая за пертурбациями, происходящими с Колдуном. – Нас было восемь, но добрался я один.
– И про Директора вы вспомнили совсем недавно, верно? – Колдун не сводил напряженного взгляда с волшебника.
– Ну да, – кивнул головой тот.
– Наконец-то! – Колдун сложил руки перед грудью и благоговейно поднял очи к небу, то есть к потолку, откуда не замедлило свалиться свидетельство несомненного наличия в замке летучих мышей.
Колдун вытер лоб, растерянно посмотрел на пальцы и брезгливо вытер их об мантию.
– Так, о чем бишь я? А, ну да!
Колдун воздел руки к небу, то есть к потолку, и зверски захохотал:
– Я поработил вашего Директора и держу его в подвале в цепях, мучаю и издеваюсь над ним! Зверски! – добавил и покосился на Принц(ессу), дабы понять, какое впечатление он производит. Видимо, обалделое состояние волшебника его удовлетворило, потому что Колдун тут же продолжил: – И чтобы освободить его, ты должен меня убить!
– Так, вступительная часть закончена, – Колдун опустил руки и огляделся, – где же он был? А, вот он!
Вытащив из-под котла кинжал, Колдун буквально насильно всучил его в руки Принц(ессы) и тут же сам насадился на острие.
– Ты меня убил! – театрально простонал, опускаясь на пол.
– Я?! – удивился волшебник, так и не понявший, что тут только что произошло.
– Ну конечно ты, не я же, – деловито ответил с пола Колдун и сразу перешел на стон: – Я умееер!
Принц(есса) обалдело смотрел на «труп», лежащий около его ног. «Труп» изо всех сил старался не шевелиться минуту, другую… Потом не выдержал и прошептал, стараясь не шевелить губами:
– Ну что ты стоишь! Ты убил злого колдуна, теперь ты должен пойти выручать директора!
– А, ну да! – встрепенулся волшебник и побежал в ту сторону, где по его мнению должны были находиться подвалы.
Как только Принц(есса) скрылся с глаз, Колдун встал, деловито отряхнул запылившуюся мантию (пол отнюдь не блистал чистотой), и, бормоча: «Ну что за жизнь, все приходится самому делать! Даже убиваться!», вытащил из-за камина давно припасенный чемодан. Теперь-то он, спустя сотни веков, может поехать в отпуск!
А Принц(есса) тем временем нашел подвалы и Директора. Только вот он нашел не совсем то, что ожидал, но это уже совершенно другая история…

В стародавние времена, когда пираты часто грабили наши побережья, жила-была девушка по имени Анжелика. Все хорошо было у нее в жизни, но однажды пришла беда - корабль ее возлюбленного потопили пираты, а самого его убили. Когда Анжелика услышала эту весть, рассудок ее помутился от горя и девушка бросилась в море с самого высокого утеса. Тела ее не нашли, но, как известно, морской король не отдает добровольно пришедших в его руки. Анжелика была не первая, да и не последняя.
Но с тех самых пор моряки рассказывают, что порой перед кораблем появляется призрак красивой девушки. Если он улыбается и кивает головой, значит плавание будет удачным, все вернутся живые и здоровые и с уловом. Если же призрак сердится или умоляюще протягивает руки, лучше вернуться - не будет в этом плаванье улова, а то и что худое произойдет с кораблем или командой.
А первые, кто этот призрак увидели, говорили, что он - вылитая Анжелика. Не смогла она помочь своему жениху, так теперь старается, чтобы другие не остались вдовами да сиротами.
Вот так вот...

Уилл никогда не считал себя неверующим, и никогда не противопоставлял себя церкви. Он еще не сошел с ума, чтобы кончить жизнь на костре или быть забитым камнями. Он ходил на мессы, скромно седел в уголке, знал все положенные молитвы и вообще вел себя как примерный сын церкви. Но иногда, в отдельных случаях, ему отчаянно хотелось выть и материться. Вот как сейчас, как каждый раз, когда доводилось сталкиваться с выдрессированными сиротками из питомника для ментатов. Хотя нет, еще год назад ему было искренне плевать на происходящее. И не все равно теперь, потому что то, чему он должен был научить этих парней, шло в разрез с проповедями церковников. И потому что проверяющие и кураторы всегда были не на его стороне, но требовали, чтобы работа мэтра была сделана идеально. Как он мог приучить забитых детишек играть, но при этом быть все теми же забитыми детишками, актер не представлял и сейчас, год спустя. И каждый раз, глядя на то, как очередной кадет скромно пялиться в пол, величая себя ничтожеством, Уилл стискивал зубы, напоминая, что вот ЭТО и есть будущие дипломаты, краса и гордость Империи. А вовсе не занюханные выходцы из дома терпимости.

- Господа кадеты, вам обоим – минус балл за отвратительный разбор. Остальные запомните: сдадите мне что-нибудь подобное сейчас или потом – вообще ни чего не получите за занятие. И да, приношу свои извинения, кадет Фалардо за неверно произнесенную фамилию, - Росс снова расположился за кафедрой, захлопнув собственный конспект, сейчас писанина была ему вовсе не нужна. Его личный опыт за прошлый год показывал, что на урок достаточно накидывать план обязательных тем, а все остальное расскажут кадеты. Вот как сейчас. - Любой дипломат должен трезво оценивать ситуацию. А чтобы быстро в ней ориентироваться, он должен трезво оценивать собственные достоинства и недостатки. И этому вам тоже придется научиться: разделать, где начинается пустое бахвальство, а где заканчиваются ваши способности. скромным, а я знаю, вас этому учили, - это хорошо. Но помните, позиция «посмотрите на меня, я такой маленький, безрукий, серый и ничтожный» не так уж далека от самолюбования. Потому что и «Я идеален», и «Я ничтожество» начинаются одинаково, с постановки «Я» на пьедестал. И не важно, что будет выбито на этой гранитной глыбе. Это понятно?

Он не стал говорить, что поступив в дипломатический корпус они перестанут быть самими собой. Каждый раз, выходя на люди, они отныне и до конца своих дней будут играть роли, тысячи ролей, миллионы ролей. И даже наедине с зеркалом они все равно будут изображать кого-то, но только не себя. Не стал говорить и то, что в итоге многие из них сломаются, не выдержав напряжения, и угаснут, потеряв самих себя. Они его все равно бы не поняли. В конце концов, это же Росс мечтал с детства прожить сотни жизней, отказавшись от своей. А у половины детей, сидевших сейчас перед ним, своей жизни то никогда и не было. Уиллу не жалел кадетов. Кто-то окажется достаточно цельной личностью и проживет ярко, полно, пылко. А кто-то окажется пустой бумажкой, куском глины, из которого в итоге слепят нужное, утилитарное, полезное. И отправят служить во имя и во славу. Так или иначе, все они получат свою собственную жизнь. И причин им сочувствовать не было ни малейших. Бесило лишь то, что зная о будущим ментатов, первые несколько лет церковники занимались не воспитанием, а забиванием их мозгов и формированием совершенно идиотских и вредных привычек. Вместо будущих дипломатов мэтр видел перед собой застенчивых институток-девственниц, красневших при слове «фаллос» чисто машинально, даже не зная, что это такое.

- И так. Во-первых, с заданием вы справились очень и очень неплохо. Вы оба нашли для себя такие роли, в рамках которых вам было комфортно. На столько комфортно, что вы даже игнорировали окружающих. И это – хорошо. Это значит, что вы смогли создать для себя в кратчайшие сроки живые образы, отличные от вас самих. то, что образам не хватало достоверности – дело другое. Но заметьте, аудитория реагировала, пусть да же и смешками, но все в классе следили за вашим диалогом. Вы смогли захватить, привлечь и удержать внимание, пока не сбились. И это прекрасно, оба молодцы. Кадет Ферра. То, что вы не обговорили заранее действия – не ошибка. В конце концов, в жизни вы не всегда можете вступить в сговор заранее, хотя иногда это бывает полезно, – Уилл пошевелил бровями, усмехнувшись. Галерка радостно зашевелилась,  зашушукалась, один из кадетов, сидевших в среднем ряду поднял большой палец, подмигивая Этьену. Мэтр отметил все это краем сознания, теперь был его очередь удерживать внимание. - А вот вторая – да, это ошибка, но не совсем та, о которой говорите вы. Попав в нестандартную ситуацию, вы слишком медленно на нее среагировали, поэтому вышла заминка, сбился ритм. Но для начинающего это не смертельно. В целом оченьи очень неплохо, за исключением некоторых помарок в формировании образа. К примеру, несоответствие голоса пожилого человека и слишком хищных, слишком отточенных движений. Сначала вы нам показали голос, и показалось, что сейчас мы увидим пирата, может чуть прихрамывающего, с тяжелой походкой, возможно слегка сгорбленного. Те самые усредненные старые пираты, понимаете? И вдруг – молодая легкость в движениях. Это да, это промах. А вот замена ругательству – это хорошо. Так дальше и будем учиться на первых парах, пока все присутствующие не пройдут практику на судне, - о да, старшие курсы, вырвавшись из под опеки де Тернэ выражались так, что Уилл первую неделю ходил за ними хвостом и тщательно конспектировал отдельно взятые загибы, полные вольного полета фантазии, незатертых сравнений и неизбитых эпитетов. – Итак, кадета Ферра я, можно сказать, спас. Может быть теперь снова сами попробуете рассказать мне о хорошем и плохом в жизни пленника кадета Фалардо?

Джозефина Монтальер написал(а):

Джозефина прервала чтение и задумалась: она знала место, о котором упомянул критик. Дом, покрытый густой патиной времени и паутиной зловещей тайны, располагался на крошечном островке, омываемом водой, гонимой из океана в обширную лагуну. Со стороны же суши, то есть города, были к нему проложены длинные и шаткие мостки, по которым желающие могли добраться до островка и погулять там в свое удовольствие. По жухлой траве бывшего газона бродили красавцы-вороны: большие иссиня-черные птицы с мощными блестящими клювами, да мелькали там и сям зеленовато-серые спинки и хвосты юрких ящериц. Два мертвых дерева тянули свои иссохшие ветви к небесам, жалуясь на судьбу, а у небольшого причала заунывно стонала проржавевшими цепями и уключинами рассохшаяся прогулочная лодка. По всей окружности острова с берега на воду взирали каменные фигуры горгулий и химер.
Да, местечко было еще то! Купивший его барон, приехавший в Арло из какой-то отдаленной части Империи, а может, и из-за границы, по слухам, занимался тайными сношениями с дьяволом. Никто ничего не мог доказать, было даже церковное расследование, которое, как ни странно, ни к чему не привело: барон продолжал совершать таинственные ритуалы и ставить алхимические опыты, а общественность терпеливо ждала, когда же все это безобразие наконец закончится. И дождалась: в одно хмурое осеннее утро приходящая служанка (барон был затворником и одиноко жил в своей крепости) обнаружила главного (возможно – единственного)  алхимика и оккультиста Арло мертвым в его лаборатории. Никаких внешних следов насилия на теле обнаружено не было, но застывшая на лице гримаса ужаса, – разинутый в немом крике рот и вытаращенные глаза, - наводили на нехорошие подозрения о причине смерти. Тайна так и осталась нераскрытой, а дом – пустым.

За предоставленное описание от всей души благодарим Джозефину Монтальер